Это не совсем игровой отчет. Скорее что-то вроде элемента психотерапии - голые эмоции без всякого обоснуя, драма, неадекват. На Барраяре случилось странное, похожее на нервный срыв, и только сейчас, написав этот текст, я чувствую, что восстановился окончательно.
"Спасиб" не будет, иначе потребуется еще столько же слов и эмоций.
Моменты.Моменты.
Глаза Гора на красных лейтенантских нашивках, выглаженная белая рубашка, конверт с характерными медикаментами – фаст-пента, синергин, синт. Четыре пачки респираторов в тумбочке, в другой – несколько коробок патронов. Оружия в арсенале достаточно, чтобы подавить небольшой мятеж.
ИСБ – нежеланное, случайное, любимое назначение. Черт бы побрал принца Серга, привычно думаю я. Я вообще думаю о людях бескомпромиссно. Кто-то же должен иметь однозначное, твердое мнение! У меня в голове свои досье. И эмоциональной окраски, и пристрастности в них полно.
У нас общий балкон с Императором. Иллиан ходит как к себе домой. Его Величество тоже заходит, и мы открываем бутылку вина еще перед балом.
- Адъютант, хрусталь!
Я пытаюсь успеть сразу все – хрусталь, рации, настройка коммов, в итоге забываю перчатки и шейный платок – приходится возвращаться.
- Адъютант, вы знаете, как выглядит Анна Формонкриф? – сам капитан выглядит так же непроницаемо, как и всегда. – Такая невысокая хрупкая дама в темно-синем. Передайте ей это. Не волнуйтесь, оно не тикает.
Черная шкатулка едва помещается в карман.
На бал мы почему-то идем со Стэнли Форгрэмом. Или встречаемся уже там?
- Зачем ты дрался? Это глупость, просто глупость. Сколько тебе? Двадцать один? Господи… Честь? Да что ты можешь знать о чести!
- В смысле? Честь – она была у меня всегда. Это же не что-то, что ты приобретаешь с жизненным опытом…
«…а СБ – то место, где ее можно продать очень дорого», - вспоминаю я.
Иногда Стэнли чуть повышает тон, и тогда я тревожно озираюсь на предмет наличия лишних ушей. Впрочем, мне кажется, что о той злосчастной дуэли знает уже каждый первый. Например, граф Фордариан буквально ловит меня за пуговицу и говорит своим вкрадчивым голосом что-то столь же правильное, сколь и бесполезное. «Не деритесь на дуэлях», – вот краткая выжимка. А то я, конечно, такой задира, что жить не могу без поединков…
- Миледи Формонкриф? – описание капитана было исключительно точным – невысокая, хрупкая, в темно-синем. Царственно-красивая. Ее муж смотрит на меня с вежливым удивлением. – Мы могли бы немного отойти?
Она тоже не знает, что в шкатулке, и не открывает ее при мне. Но выглядит скорее обрадованной, чем встревоженной.
Когда приходит капитан, мое внимание переключается на него. Не пропустить знак, в нужный момент оказаться рядом. В космофлоте я был бы лучшим штурманом. Попал в СБ – значит, должен быть лучшим адъютантом.
Свадьба, клятвы, счастливый Падма. Музей Оккупации – боже правый, никакой цензуры!
Несколько дам обещали мне танцы, и я танцую с ними (а капитан разговаривает с Его Величеством – я все вижу). А потом…
Дурацкие агитки – «за императора Серга». Явно распространяет кто-то, кто близко с принцем не знаком. И мы, и министерские – все службисты сразу делают стойку и с невиданным интересом изучают бальные книжечки. Я успеваю собрать четыре, кажется, листовки, у Макса Форриди две или три. Полковник Уилер показывает на младшего Форпарадиса с планшеткой через плечо. Адриан? Невозможно!
Так и не изловив вольнодумцев, мы оставляем это занимательное дело на Министерство и возвращаемся в штаб-квартиру. Рабочее совещание проходит под напитки покрепче. Убийцы императорской семьи, современный терроризм, «Лига Меча», смерть Лауры Форриди.
- Вы знаете, что Джес Форратьер хотел свататься к Лауре? – говорю я, и это сильно оживляет беседу, а я мысленно твержу: «Прости, Макс, прости, так будет лучше, мы разберемся».
Я ставлю аккумуляторы раций на зарядку, я колдую с комм-связью, и уже в ночи, не раньше двух, я стелю постель – капитану ближе к балкону и арсеналу, себе ближе к выходу, чтобы утром не будить его.
- Спасибо, - непонятно говорит он, когда мы уже улеглись, и касается моего плеча.
- Пожалуйста.
- Спокойной ночи, адъютант.
- Спокойной ночи.
После этого еще полчаса, не меньше, мы говорим. Говорим о том, о чем бы мне никто, кроме капитана, в ближайшую двадцатку не сказал ни слова – уровень секретности «перед прочтением сжечь». Он делится не только информацией, но и своими личными соображениями. Я думаю о том, что мне нужна искусственная аллергия на фаст-пенту.
Когда мы во второй раз желаем друг другу спокойной ночи, он проводит рукой по моим волосам, и я, не раздумывая, подаюсь навстречу этой руке – так мне уютно. И закрываю глаза.
Форбарр-Султана поутру тихая, свежая, беззащитная. Я бегу легко, дышу носом, стараясь вобрать как можно больше прохладного воздуха, насыщенного кислородом. Передняя часть стопы, центр тяжести чуть вперед, пульс мгновенно учащается, и в голове становится ясно. Как же хорошо… Замечая знакомых, приветствую их взмахом руки, а для себя запоминаю – кто, когда, куда.
Когда я возвращаюсь, все уже проснулись и привели себя в порядок. Капитан просит сделать чаю. Приняв душ, влезаю в мундир, собираю и раздаю рации.
- Адъютант, вы там чай выращиваете, что ли?
Черт!
После планерки все расходятся по делам.
- Министерство откуда-то получает наши данные по «Лиге меча», - говорит мне капитан в аналитическом отделе, когда там остаемся только мы вдвоем. Он стоит, я сижу – ненавижу, когда он так делает! – Я знаю, что вы общаетесь с Максимилианом Форриди, и это приносит пользу, но, надеюсь, вы достаточно внимательно следите за тем, что именно рассказываете ему.
- Капитан, - говорю я сухо – мне слишком обидно для всякой лирики. – Я Максу ничего про «Лигу» не рассказывал. Могу повторить под фаст-пентой.
Он смеется, кладет мне руку на плечо и говорит, что хочет мне доверять. Теплоты в его голосе я не слышу, но рука – теплая.
Я бегаю по поручениям – найти, передать, узнать. Привести.
В генштабе я появляюсь как раз в тот момент, когда генерал Форвье орет на вице-адмирала Форратьера, и смотрю с сочувствием.
- Офицер! Когда входите в генштаб, полагается представиться и назвать род войск!
- Лейтенант Форпатрил, Императорская СБ. – «На нас не поорешь, да?» Форвье перестает орать. Впрочем, и я всем своим видом выражаю вежливость и почтительность. - Вице-адмирал Форратьер, капитан Негри хочет переговорить с вами.
- Да, я… сейчас.
- Я подожду.
Мы с Форратьером идем к штаб-квартире. Он мне не нравится инстинктивно, иррационально; он опасен. «Ты не в курсе, что этот конкретный Форратьер отличается?» - говорил Падма. Этот конкретный Форратьер принес нам с Сергом, пьяным и злым, мечи – вот о чем я думаю, глядя на него.
- Вы знаете, о чем капитан Негри хочет со мной говорить?
- Нет, к сожалению. – «О том документе, что мы получили от профессора Фортица. О вашей растрате, вице-адмирал. О том, как вы предали Барраяр». – Но, думаю, все будет хорошо. – «И он выжмет вас досуха, прежде чем избавиться от вас».
- Мы можем поговорить наедине? – спрашивает Форратьер у капитана Негри, выразительно поглядывая на меня. Я ожидаю распоряжений.
- А в чем дело? Это мой адъютант, доверенное лицо.
Стоя у стены и стараясь не встречаться взглядом с вице-адмиралом, я наблюдаю за тем, как он выдает свои и чужие тайны в обмен даже не на документ – на временное молчание. Я любуюсь капитаном и думаю: хвала предкам, мы на одной стороне.
- Мне нужно поговорить с капитаном Негри, - шепчет Друшикко, когда я приношу ей большой шестизарядный парализатор из арсенала. В «Элизиуме» заседание Вышивального клуба, говорят что-то о репродуктивных технологиях – мне слушать и неловко, и любопытно.
- Я сейчас доложу… Если разрешит – я тебя тут подменю.
Докладываю. Разрешает. Остаюсь на месте Дру, и слушать о репродуктивных технологиях все же приходится. А ведь на редкость нервная работа – охранять принцессу… До возвращения Дру я успеваю совсем измучиться, но вместо того, чтобы сразу убежать, спрашиваю:
- Ты в порядке?
- Нет, - она улыбается будто сквозь боль.
- Все будет хорошо, - мягко говорю я, подумав.
- Не будет.
Следующими собеседниками капитана Негри становятся курсанты. Лучшая половина «Лиги Меча» - Артур Формартел и Адриан Форпарадис. Артура я ловлю дважды – в первый раз капитан не может уделить ему время, мой старый товарищ выглядит настороженным, и так же, как Джес Форратьер, спрашивает, знаю ли я, о чем капитан хочет говорить. Я отвечаю – нет, что ты, мне ничего не рассказывают… Прости, Артур. Служба такая.
Я и рад бы сбежать, но чувствую, что должен остаться, да и капитан меня не отпускал. Адриан кривится, прикрывает глаза – он с кем-то подрался, и, кажется, ему очень плохо. Я смотрю на него с тревогой, и раздумываю, влетит ли мне, если я предложу ему воды. Перед капитаном держит ответ Артур – серьезный, тихий, упрямый.
У выхода я догоняю Адриана, сую ему в руки анальгетик. Артур ничего мне не говорит – просто помогает товарищу выйти из штаб-квартиры. Я возвращаюсь к капитану.
Он посмеивается устало, как будто все происходящее кажется ему каким-то балаганным представлением. Это меня ничуть не удивляет.
- Да, кстати. Министерство взламывает наши базы.
- О! Это хорошо, - радуюсь я. – То есть плохо, что взламывают, но хорошо, что не наши выдают.
- Это да. – Он снова кладет мне руку на плечо и слегка сжимает. Я слушаю эту руку и совсем не слышу, что он говорит. Он выглядит утомленным. Реальность сдвигается со щелчком, когда мы решаем пойти в «Элизиум» и выпить там горячего шоколада.
В «Элизиуме» нас находит Дру, а мы находим пару тонких книжечек – капитан пролистывает их и отдает мне, я прячу в карман. Вернувшись, сажусь на кровать и открываю первую. Капитан кладет голову мне на колени.
Я не знаю, что делать, и не делаю ничего. Не знаю, что происходит, и веду себя так, как будто не происходит ничего. Просматриваю страницы книжонки по диагонали и осознаю, что это глупая, непристойная выдумка о Его Величестве – и о капитане. Только этого не хватало!
Кто-то стучит, и он тут же встает, а я успеваю приказать своей руке не хвататься за его мундир, чтобы потянуть обратно. Тоже встаю и смотрю в окно, на золотой день, опасаясь начать понимать что-нибудь.
Служба идет, и вот мы с капитаном Форстронгом и полковником Уилером ведем в госпиталь предположительно психопрограммированного министра Форкруа, и парализуем в десятке метров от входа, потому что бедняга начинает ожесточенно сопротивляться. В госпитале работают, я выхожу наружу, вижу капитана и бегу к нему.
- Сэр, с Форкруа работают, но врачи говорят, что невозможно…
- Я уезжаю.
Я замолкаю.
- Начальником остается Уилер, вы теперь его адъютант.
- Да, сэр, - киваю я. «Нет!»
Я курю одну сигарету за другой, поджигая каждую следующую от тлеющего окурка. Внутри поднимается песчаная буря. Форстронг тоже удивлен. «Почему?» - спрашивает он у меня.
Хороший, черт возьми, вопрос!
Мы снова находим капитана на площади – он спешит в штаб-квартиру, собираться.
- Почему вы уезжаете? - «Почему один?»
- Важное задание за пределами Форбарр-Султаны.
- Но вы скоро вернетесь?
- Нет.
«Вы могли бы сказать хоть «вряд ли», честное слово».
Когда я в следующий раз захожу в нашу комнату, вещей капитана уже нет. Пустой шкаф, пустая полка над раковиной в уборной. Я проверяю все. Пусто.
И я ломаюсь. Глядя в окно на по-прежнему золотой день, прислоняюсь лбом к стеклу. Все неважно. Все ненастоящее, грубая подделка под реальность. Теперь ничего не имеет смысла. От боли тошнит – меня будто доверху набили осколками льда; хочется впиться ногтями в грудь, вырвать сердце, потому что где-то там – мука, и там – ярость, и там – черное горе, которое я не могу не осознать, ни подавить, ни выразить.
Горячее ползет по щекам, стекает по шее. Я не скрываюсь – я хочу, чтобы кто-то вошел. Поль, Иллиан, полковник Уилер – мне это безразлично, мне нужно, чтобы все эти чувства натолкнулись на какую-то преграду и схлынули, чтобы я мог снова думать… В дверь стучат, я говорю: «Входите!»
Входит графиня Фортала. У меня нет сил выражать раскаяние и стыд. Я умываюсь холодной водой, вытираю лицо и провожаю леди к выходу из штаб-квартиры.
- Если я могу вам чем-то помочь… - говорит она, внимательно глядя на меня. В глазах ее совсем не видно осуждения.
- Все в порядке. Все будет хорошо. Спасибо.
(Было ли это на самом деле? Кто-то сказал мне – там капитан, и я слетел вниз по лестнице, прыгая через три ступеньки, и столкнулся с ним на углу здания. Он рассмеялся и крепко обнял меня, а я зажмурился и не стал открывать глаза, даже когда он отстранился.
- Не хочу смотреть, как вы уходите.
- Тогда марш работать. Считаю до трех.
И я пошел. А потом побежал.)
Я присутствую на Совете Графов вместе с полковником Уилером. Черных мундиров много – все хотят знать, будет ли одобрен законопроект об объединении СБ и МПВ. Графы принимают положительное решение. Кто-то из греков, кажется, граф Форпарадис, говорит, что Министерство было создано для решения специфических задач в военное время, а сейчас его существование не имеет смысла. Я киваю с мрачным удовлетворением. Кто-то из министерских молча поднимает бровь.
Остаток дня я работаю с ожесточением, стараясь видеть как можно больше людей и делать как можно больше дел. Оставаться одному невыносимо, а дел – к счастью ли, к несчастью – всё прибывает. И все же мне не всегда удается держать лицо, и кому-то я говорю, что не смогу, не смогу, не справлюсь, и в какой-то момент ко мне подходит майор Форвента из Министерства и просит уделить ему пару минут.
Допрос? Плевать.
В комнате министерских обнаруживаются книги с интригующими заголовками, плети и кандалы на стене – какая безвкусица!, - а также Артур Формартел. Майор предлагает мне сесть, сам садится рядом, начинает с общих фраз, но долго не тянет.
- Отчего вы так взволнованы?
- Капитан уехал.
- Куда?
- Я не знаю.
Он снова переходит к общим фразам. Я не понимаю, чего он добивается. Верит ли он мне? Покажите мне кретина, который поверит, что офицер имперской безопасности не может справиться с собой, или что адъютант не знает, по какому делу отбыл его командир.
- Послушайте, майор, я отдаю себе отчет в том, как все это выглядит, - я иду напролом. – Но я действительно ничего не знаю… Я согласен на допрос с фаст-пентой, только без публичности.
Форвента смеется. Я холодею – мне видится в нем призрак капитана, реверс, темная сторона. Артур смотрит на меня с сочувствием, совсем как я недавно смотрел на него и Адриана.
Зазеркалье.
Форвента встает передо мной, сидящим, и кладет руку мне на плечо.
Нет, хуже – зеркальный коридор.
Он говорит, что мы теперь одно ведомство, что я могу обращаться к нему в любой момент, что все будет хорошо с капитаном, и Артур его поддерживает. Я думаю: «Я вам эту руку сейчас сломаю», но нахожу в себе силы резко подняться, сбрасывая хватку майора, а заодно и наваждение. Благодарю его, за порогом Министерства благодарю и Артура. Говорю, что майор Форвента действует на меня успокаивающе. В каком-то смысле так и есть. Я понимаю, что надо вести себя поспокойнее, потому что до сумасшествия не то чтобы рукой подать, но отсюда уже видно. Молодой лорд Форпатрил, внезапное помешательство. Какая трагедия для благородного семейства.
- У меня плохое предчувствие, Поль, - говорю я. – Насчет капитана и вообще. Невовремя он уехал. Что там у него за дело такое?
Поль Форвье, образец капрала, пожимает плечами и говорит, что капитан справится, и мы тут тоже справимся. Вот только насчет себя я сомневаюсь. Личная верность – палка о двух концах. Чего ты не можешь, если командир говорит: «Надо»? И что ты можешь, если командира нет? «Не умер же он там», - успокаиваю я себя. И тут мне становится по-настоящему страшно.
Цетагандийский бункер. Заражение. Выпускной бал Академии. Все двоится, мерцает и плывет в дымке боли. Я не оцениваю, красиво ли страдаю, оправданно ли. Я не останавливаю себя. Просто держусь – за людей и за предметы, за пару респираторов в планшетке (для него и для себя), за парализатор в кармане, за обе рации. На балу помогаем черным мундирам обыскивать всех входящих. Красавица Марина Ройенталь досматривает дам. Спокойнее всего к этому относятся самые влиятельные форы и форессы, которых я бы и заподозрить не посмел.
Этажом ниже встречаю Джеса Форратьера – в костюме биологической защиты. Вице-адмирал спрашивает, как я считаю – мудак он или нет? Он посмеивается, мне мерещится отчаяние. Он интересуется, почему я такой радостный.
Радостный?
Я ничего не могу поделать со своей улыбкой. Мы тут все немного сумасшедшие. Радостный!
- Признайтесь, вы радуетесь, что я умираю! – упрекает меня Форратьер.
- Что вы. Я вас очень люблю.
- Осторожнее, - говорит он, - такое доказывают.
Я убегаю – меня ждут дела.
Джес Форратьер убил Лауру. Полковник Уилер не позволяет говорить об этом Максу раньше времени. Я подчиняюсь.
Время на балу движется с неприятной скоростью, как флаер на старом автопилоте: замедляется рывками, рывками ускоряется. Наконец-то заполучив теплую ручку Габриэллы, я танцую пару танцев – и полковник Уилер уводит меня работать дальше. Он вообще не понимает, зачем надо танцевать. Я теперь тоже не уверен. Его заботят цетагандийские символы в зале заседаний Совета Графов. Меня не заботит ничего, кроме отсутствующего.
Из императорской из спальни к нам приносят парализованного Кеннета Форберга. В него стрелял Падма Форпатрил, за что – неясно. Я делаю укол синергина, наливаю ему виски капитана Кэмерона. Падму ищут все, даже Элис. Последняя, конечно, в ярости.
«Адриан, я хочу, чтобы ты дал слово фора». «Граф Форратьер, вы готовы дать слово фора в том, что не открывали цетагандийский бункер?»
Меня ловит Падма.
- Фридрих, я знаю, вы расследуете дело об убийцах императорской семьи. У вас есть подозреваемый? Александр Кросс – он жив, да? Он здесь?
- Падма, я не…
- Да брось, я знаю, что ты там не только кофе носишь, - «Проклятье!» - Скажи мне. Он убил моего отца.
- Это был и мой родственник. Это и мне важно. Но я не могу, понимаешь? Я не могу. Подожди, пожалуйста, подожди еще немного.
Уходит, разочарованный.
Заканчиваем пьянкой с джексонианцами и Форбергом, который успел объясниться и помириться с Падмой. После очередного глотка, передавая бутылку Форстронгу, я думаю о том, что голоден и смертельно устал, об этом же размышляю на совещании в отделе. Снова расходимся в три пополуночи. Я боюсь оставаться в одиночестве, но не знаю, куда пойти ночевать, а пригласить кого-то тем более не могу – никому нельзя спать на месте капитана.
Я ложусь один.
В аду время ничего не значит. Секунда, час, год, вечность. Я мечусь по кровати, захлебываясь слезами, на этот раз зажимая себе рот рукой. «Вернитесь, пожалуйста, пожалуйста…» Сколько надо было не спать, сколько надо было выпить, чтобы уснуть мгновенно, как только голова коснется подушки? Мне больно дышать. Мне негде спастись.
Через небольшую вечность отчаяние наконец уступает место ожесточению. Я зло заставляю себя подняться, обуться, взять наушники.
Я бегу под звездами, тающими в ожидании скорого рассвета. В холодных утренних сумерках людские фигуры кажутся уплотнившимися тенями. Что за дела заставляют их выходить из домов в этот страшный час?
Круг за кругом. После седьмого я перестаю считать.
Я замечаю, как с Графской кто-то бежит в сторону замка Форхартунг. Вице-адмирал Форхалас? Машинально проверяю время – 03:47.
Загнав себя до полусмерти, тащусь обратно в штаб-квартиру, падаю на кровать и засыпаю крепким черным сном без сновидений.
Утром не выхожу на пробежку. Кое-как вынуждаю себя перекусить, заменяю аккумуляторы раций на свежие и сбегаю из комнаты. Пусть полковник Уилер тащит меня на буксире куда хочет.
Первым делом мы встречаем графа Форхаласа, бледного и напряженного.
- Вы уже знаете? Джес Форратьер умер.
«Вот пакость», - растерянно думаю я, - «мы планировали позже. И капитан бы огорчился…»
Я завтракаю с Максом Форриди, министром Гришновым и Мариной Ройенталь. Гришнов резкий, холодный, жуткий. Осторожно подбирая слова, рассказываю, как встретил ночью Ральфа Форхаласа. Министерские выглядят заинтересованными.
- Ивон, послушай, нам нужны твои показания, - говорю я, стоя под окнами особняка Форратьера. Ивон Форхалас, адъютант покойного вице-адмирала, на балконе, такой же бледный, как и граф его отец, с красными глазами. Я знаю Ивона. Я знал Ивона. – Нам нужно найти убийцу.
- Я все расскажу. Но пока что позвольте мне побыть здесь.
В штаб-квартире выясняется, что Ивон подозревает почему-то вице-адмирала Форхаласа, брата собственного отца. Он говорит заторможенно, смотрит исподлобья, дышит с трудом. Я изо всех сил стараюсь не представлять себя на его месте. Что бы я делал?
Подозреваемый был бы уже мертв. Но опознать его удалось бы не сразу.
Мы вызываем вице-адмирала на допрос.
Я веду протокол, он сверяется с коммом, называет довольно точные временные промежутки. Лжет. «Я видел вас, вице-адмирал. Куда вы бежали в этот страшный час, в утренних сумерках, когда умирал Джес Форратьер?» Полковник Уилер говорит, что не видит необходимости в допросе с фаст-пентой, и отпускает Форхаласа.
Джес умер с солтоксиновой гранатой в руке. «Какой нелепый способ самоубийства», - мрачно шутим мы, пока нам не передают его предсмертную записку. Почерк подтверждает граф Форратьер. Мы закрываем дело ввиду отсутствия состава преступления. Позже узнаем, что в крови Джеса обнаружили фаст-пенту, но это уже никому не важно. Полковник Уилер объясняет, что Его Величество приказал ни Форхаласа, ни Форкосигана к этому делу не привлекать.
Мне нравится вице-адмирал Форхалас. Коммодор Форкосиган – мой кумир, за него я дрался на дуэли с принцем. А вице-адмирал Форратьер был недобрым, нечестным человеком, но все же… он не должен был умереть так. Допрошенный перед смертью, парализованный, мучающийся вплоть до последнего ядовитого вдоха. Убитый кем-то, кого даже не пытаются искать. «Джес умер, да и черт с ним», - говорю я себе, но что-то все равно царапает сердце.
Мы ведем в Министерство госпожу Агиррэ, посла Эскобара, на допрос, тактично называемый беседой. Я присутствую как представитель СБ, гем-лорд Того – как свидетель со стороны. Пока черные мундиры ругаются с другими посольствами, настаивая на том, чтобы прихватить с собой и госпожу (господина?) Фернандес, я предлагаю госпоже Агиррэ взять меня под руку.
В Министерстве, ожидая министра Гришнова, мы разговариваем о высоком. Лично я – назло черным мундирам и всему плохому, что происходит и грозит произойти.
- Верно ли, что суть чайной церемонии в том, чтобы все органы чувств воспринимали прекрасное? - спрашиваю я у гем-лорда Того, когда входит Гришнов.
Барраяр разрывает дипломатические отношения с Эскобаром – помощница (помощник?) посла занималась психопрограммированием. Госпожа Агиррэ спорит, Его Величество становится все жестче, все непреклоннее. Эскобарцам дают час на то, чтобы покинуть планету.
- Гришнов сдал досье на Мерфи, - говорит Падма. – Это Александр Кросс. Его расстреляли. Мне дали право первого выстрела.
«Гришнов знал. Он укрывал его долгие, долгие годы – своего адъютанта, убийцу генерала Форпатрила. Неужели Император и на это будет смотреть сквозь пальцы?»
Гришнов смертельно опасен для любого, кто попадается ему на глаза. Что произойдет, если заявить ему об этом прямо в лицо?
Мы сидим в аналитическом отделе штаб-квартиры, когда становится известно о том, что Совет Графов выдвинул вотум недоверия Императору Эзару Форбарре.
- Подлецы, какие же подлецы, - яростно шепчу я Полю. Он ничего не говорит. Мир, и без того дрожащий, как изображение на головидео, расползается на помехи и белый шум. Я не могу выдумать ни одной достойной причины нарушить присягу, которую принес своему Императору, обещая ему свою верность, свою честь, свою жизнь при необходимости. Как это вообще возможно? И где, черт возьми, капитан Негри, Тень Эзара? Какое дело может быть важнее?!
К нам приводят принцессу Карин. Следом Иллиан приносит младенца Грегора, завернув его в мой плащ. Мы с Полем и капитаном Кэмероном перебираем арсенал, заряжаем парализаторы и игольники. В аналитический отдел стекаются фрейлины и придворные дамы Ее Высочества.
Когда входит Эзар Форбарра, я понимаю, что для меня он по-прежнему Император, и останется им до самой смерти. Ему, преданному своими графами, я предан за них за всех. Капитан принял бы такое же решение. «Ты уверен?» - спрашиваю я себя, и с удивлением понимаю, что это неважно. Это мое личное дело. Моя личная верность. Палка о двух концах.
По требованию Его Величества «Таймс» публикует выдержки из секретного досье принца. Бордели, убийства, дуэль. «Так вот что у тебя вышло с Сергом», - говорит Поль. Я пожимаю плечами – ну, а чего он?
Этого недостаточно, недостаточно, недостаточно. У Серга образ обаятельного злодея. Мы можем сделать его мрачнее – но не мельче.
Мы идем искать полковника Формартела, главу Имперского Госпиталя. Полковник Уилер буквально на коленке пишет ордер на арест своего старого друга – чтобы спасти, чтобы не дать Министерству забрать его.
Графы организовали небольшой стихийный совет в особняке Форталы – планируют, кого выбирать регентом после предстоящего вотума недоверия Сергу.
В генштабе граф Форхаропулос бьет Эмиля Форвенту, граф Форпарадис наблюдает с одобрением.
Форкосиган выбегает и требует сколько-то килограмм позолоченного зерна немедленно, чтобы праздновать свою свадьбу.
Я не обращаю внимания. Зазеркалье. Изнанка. Негатив.
- Человек, являющийся марионеткой психопрограммиста, не может быть нашим Императором, - говорит Формартел на Совете Графов. – Я имел и имею прямой приказ от Императора Эзара Форбарры – в случае восшествия на престол Серга Форбарры немедленно убить его, как неспособного к управлению нашей Империей.
Мы отбиваем, отбиваем его у черных мундиров – тихим змеиным шепотом, резкостью, уверенностью. «Он уже арестован Службой Безопасности – вот ордер!» Иллиан уходит искать Стэнли Форгрэма, психопрограммиста.
- Доктор Формартел, вы герой, - говорю я полковнику вполголоса.
- Спасибо, - невозмутимо откликается тот. (Через полчаса он стреляет себе в голову из игольника – насмерть).
Совет выдвигает вотум недоверия Сергу Форбарре. Я смотрю прямо на него. Сердце свирепо ликует, питается гневом и радуется неудаче врага, и где-то на краю сознания вспыхивает мысль: «Когда я успел возненавидеть его?» И гаснет.
На роль регента два реальных претендента – граф Фортала и коммодор Форкосиган. Оба нравятся Императору Эзару – а значит, нравятся и нам.
Когда регентом при младенце-Императоре Грегоре объявляют Форкосигана, Эмиль Форвента, сидящий рядом, бросается на него. В них стреляют; я тоже стреляю. Раздается крик: «Граната!»
К тому моменту, по счастью, уже не было дураков, выходящих в свет без респиратора.
Помогаю тащить парализованного Форкосигана в СБ, когда оживает рация: «Друшикко напала на Грегора!»
Нет, нет, нет.
- Я сейчас убью его, - говорит Дру и стреляет в лежащего, парализованного Пьера Форратьера, нашего новичка, вчерашнего курсанта. А я все гадал – как так вышло, что его распределили к нам, и зачем он нам тут сдался – «мечник», один из тайных поклонников Серга… Мы не останавливаем ее – он предал СБ в первый же день. Она перезаряжает раз, другой; выстрелы из игольника в грудь почти не оставляют шансов. Она останавливается. – Нет… Нет, я не хочу его убивать! Что, если он был психопрограммирован? Ему нужен врач!
Несем в госпиталь. Встречаем по дороге Михаэля.
- Все нормально. Все будет хорошо. Обещаю.
Верит или нет – по крайней мере, ведет он себя адекватно.
Я забегаю в Министерство поговорить с Максом, выхожу – и замечаю принца и его соратников на балконе особняка Джеса Форратьера. В голову вдруг приходит, как славно было бы сложить их одной очередью из парализатора. Рука сжимает рукоять. Я перевожу взгляд с одного на другого, но вижу только Серга. И точно знаю, что он мне враг. Член императорской семьи, которую я должен защищать ценой собственной жизни, но – враг. Конфликт долга и чувства.
Конфликт скоро решается естественным путем – когда Мика торопливо, на ходу, говорит нам с полковником Уилером, что принц Серг поднимает вооруженный мятеж.
Мы с Друшикко бежим с парализаторами наперевес. Штурм уже в разгаре – Его Величество, верные графы, военные. «Вперед!» - говорит Дру, я почему-то пропускаю ее вперед и врываюсь вслед за ней. Я успеваю заметить, как падает она. Потом холодок в груди, будто меня, как мотылька, насадили на гигантскую, тонкую ледяную иглу. И темнота.
Я прихожу в себя в генштабе. Надо мной склонился Михаэль; прежде, чем я успеваю снова потерять сознание от боли, он дает мне анальгетик и продолжает перевязывать мне грудь. Два попадания из игольника – рикошетом, обидно... Габриэлла, едва не плача, помогает Мике распаковывать бинты и пластповязки.
В дальнем конце зала лежит Падма. Даже отсюда я вижу, что он ранен куда тяжелее. Мика уходит к нему, я плетусь в госпиталь. Боль уступила место какому-то оцепенению, двигаться страшно – вдруг что случится?
- Форпатрил, Кэмерон на связи, - доносится из рации. - Идите в штаб-квартиру, надо хоть вид сделать, что мы работаем.
- Кэмерон, я иду в госпиталь, я ранен, - стараюсь докладывать бодро, но сам слышу, как голос дрожит от напряжения.
- Фридрих. Вы – неудачник, - констатирует Кэмерон.
- Принято.
Острое, внезапное, отчаянное желание быть рядом с капитаном едва не сбивает с ног. Я представляю, как он кладет мне руку на плечо и говорит, что я молодец, что я отважный и верный, что… Я запрещаю себе представлять.
Том Вааген оперирует меня прямо на кухне – все операционные заняты. Он мрачно, но по-доброму шутит. У него проницательные глаза настоящего врача. Это его призвание.
Я беру чей-то трехзарядный парализатор и иду обратно. Мне плевать. Адриан Форпарадис, непривычно серьезный, идет рядом.
- Адриан, давай вперед! Ты же можешь идти быстрее.
- Если я пойду быстрее, будет видно, что ты идешь медленнее.
А вот за это – спасибо. Это красиво.
Михаэль с треском хватает меня за ворот плаща и велит проваливать. Никогда не видел его таким злым. Но я остаюсь, и продвигаюсь к особняку, и вхожу уже под конец штурма – когда последний защитник Графской, 4 ложится под огнем парализатора. Взгляд метается по лицам. Артур, Ивон, майор Форвента, полковник Форласар, Марина Ройенталь… Серга нет. Нет и Гришнова.
«Министр, почему вы не с вашими людьми? Вы предали их? Или не сумели сохранить власть над ними?»
- Куда их?
- Раненых – в госпиталь, - предлагаю я, не зная, слышит ли кто-нибудь. – Остальных – в СБ.
Министерство ближе, но черта с два.
Форласара притаскивают к нам – с тяжелым ранением в грудь. В госпитале нет места. Я накладываю пластповязку, но времени у него немного. Вскоре приходит графиня Фортала, смотрит на нас, как на варваров, приступает к операции. Хочется сказать ей, что госпиталь, что пластповязка, что мы не виноваты, но... Да какая разница.
Майор Форвента приходит в себя, улыбается. Руки его стянуты ремнем – я позаботился об этом несколько минут назад. Я не свожу с него взгляда. Реверс. Изнанка. Он просит комм, пытается набрать что-то, потом с досадой отбрасывает его и просит бумагу. Говорит, что я могу прочитать письмо перед тем, как отнести адресату. Я предлагаю написать под диктовку – он со смехом отказывается.
В суете нахожу планшетку, вырываю листок из ежедневника. Замираю, пытаясь понять, с чего это я пляшу вокруг него, наплевав на безопасность. Почему-то кажется очень важным обойтись с майором так мягко, так благородно, как это возможно в текущих обстоятельствах.
- Фридрих! – резко окликает меня Друшикко. – На пару слов.
- Руку на оружии держи, - инструктирует она меня в коридоре. - Спиной не поворачивайся. Он там уже примеривается, как бы у тебя парализатор выбить.
Майор Форвента? Мне не верится, но, вернувшись, я веду себя более осторожно.
- Кому письмо? – спрашиваю я, протянув руку.
- Элен Фортиц.
Я всматриваюсь в его лицо, потом демонстративно помахиваю сложенным листком бумаги:
- Майор, я не буду его читать.
Я нахожу профессора Фортиц в особняке графа Форталы, отдаю письмо и возвращаюсь в штаб-квартиру СБ как раз тогда, когда капитан Кэмерон, полковник Уилер и Гришнов рассортировывают пленных. Форов отпускают домой, заручившись их словом; большинство простолюдинов принимают обратно на службу в Министерство – вернее, уже в СББИ.
Краем уха слышу: Артура Формартела ждет расстрел, он кровно связан с императорской семьей – и эта связь – нежелательная. Артур, Артур… Все могло бы быть иначе. Мой дорогой смелый друг, мне жаль.
Капитан Кэмерон и Макс еще курят у входа в штаб-квартиру, когда я иду в «Элизиум», захватив с собой бутылку портвейна. Я пью, и танцую, и плачу.
Я так скучаю.
Это не совсем игровой отчет. Скорее что-то вроде элемента психотерапии - голые эмоции без всякого обоснуя, драма, неадекват. На Барраяре случилось странное, похожее на нервный срыв, и только сейчас, написав этот текст, я чувствую, что восстановился окончательно.
"Спасиб" не будет, иначе потребуется еще столько же слов и эмоций.
Моменты.
"Спасиб" не будет, иначе потребуется еще столько же слов и эмоций.
Моменты.